Если говорить об операторском рынке, то сегодня от операторов не просто ждут вагоны. Сегодня конкуренция операторов заключается не только в наличии парка вагонов. Сегодня заказчик хочет, чтобы этот вагон пришел вовремя, в нужном количестве и чтобы в дальнейшем в порожнем рейсе оператор мог влиять на его передвижение. Он хочет, чтобы оператор взаимодействовал и на сетевом, и на дорожном, и на линейном уровне с точки зрения эффективности работы вагона.
Сегодня грузовладельцы являются в какой-то степени заложниками ситуации, находясь в самом невыгодном положении. Все сложности монетизируются, и вся финансовая нагрузка ложится на грузоотправителя. По Северо-Западу ставки с января по июнь росли каждый месяц на 5%. Нам говорили, что и оборот ухудшился, и колеса подорожали, и локомотивов не хватает, и время ожидания ремонта выросло. Все это, наверно, имеет место быть. Но при чем тут грузоотправитель? Он должен платить за услугу – предоставление вагона, сервис и качество обслуживания.
Ценообразование сегодня нельзя назвать рыночным. На Северо-Западе у нас рынка нет. У нас рынок тогда, когда ты подтвердил более высокую цену, чем была в прошлом месяце, и только после этого, может быть, в нужном количестве придут вагоны. Но если рассуждать теоретически: когда ставка достигла максимума и объемы стали обваливаться, 4 месяца ставки не снижаются. Почему когда ставки растут – это рынок, а когда их надо снижать – нет?
Должны быть какие-то правила, поведенческие условия на рынке, должна быть ценовая, коммерческая политика – некие основы, на которых формируется вопрос и взаимодействия, и работы с клиентом. Сегодня правил никаких нет, регуляторной модели нет, стандартов обслуживания нет. Как оператор построит свою работу по взаимоотношениям с перевозчиком и клиентом, так оно и сложится. Нет ответственности и не перед кем отвечать.